Павел ходорковский биография. Наследники

Как у нас говорят: “Яблоко от яблони…” Удивляться не стоит, что Павел Ходорковский, первый сын Михаила Борисовича, идет нога в ногу со своим отцом. Павел является президентом Института Современной России (ИСР), штаб-квартира которого находится в Нью-Йорке. Задача у организации с точки зрения российского либер-меньшинств благородная: через свои конференции и публикации институт содействует развитию демократии и экономики в России. Также выдает гранты и формирует общественное мнение. С противоположной точки зрения российского большинства, деятельность ИСР можно оценить, как мозговой центр российской оппозиции. Институт занимается тем, что собирает антироссийски настроенных международных деятелей поговорить о будущем России, определиться с действиями оппозиции нашей страны. Одним из самых крупных выступлений либеральной оппозиции в России считаются митинги на Болотной площади 6-7 мая 2012 года, во время инаугурации вновь выбранного президента РФ Владимира Путина. Примечательно, что ИСР за месяц до мартовских выборов 2012 года провел форум под названием “Есть ли у российской оппозиции план на предстоящие президентские выборы?”, назвав мероприятие дискуссионной панелью. Участники того форума вместе думали над тем, как преодолеть политический кризис в России. Другими словами, они разрабатывали план действий будущих “болотников” в случае удачного развития сценария для оппозиции на совместном митинге. А удачным он мог стать только в том случае, если получится всколыхнуть массы. ИСР вместе с Институтом Харримана (Колумбийский университет) пригласили на дискуссию Марию Гайдар, Андрея Пионтковского и Владимир Кара-Мурза. Перед ними стоял насущный вопрос: разработать конкретную программу для борьбы с “путинским режимом”. Договорились до того, что после создания критической политической ситуации в России нужно будет избирать временного президента из оппонентов Владимира Путина только на 18 месяцев. За это время новый президент должен был выпустить всех политических заключенных (имеется в виду Михаил Ходорковский), изменить избирательное законодательство, устранить ограничения по регистрации партий и одномандатных кандидатов и снизить проходной барьер в Госдуму, провести новые парламентские выборы. Временный ставленник должен был подготовить плацдарм для активизации маргинальных партий левого толка, приход их к власти и ввержение страну в нескончаемый хаос. В России такой сценарий не сработал, зато отлично получился на Украине. Интересно, что институт начал свою работу в том виде, в котором он сейчас, в феврале 2010 года, когда его президенту было всего 25 лет. В таком возрасте у молодых людей мысли далеки от борьбы за либеральные ценности. Павел уехал из России сразу после ареста МБХ в Штаты и возвращаться был не намерен, утверждая, что на него могут начаться преследования со стороны российских властей. Павел получил в колледже города Бабсона штата Массачусетс степень делового администрирования. Явно без поддержки опытных личностей не обошлось. Известно, что отцом основателем Института современной России является Павел Ивлев. Он даже фигурировал в качестве исполнительного директора организации одно время. Павел Ивлев – бывший юрист “ЮКОСа”, осужденный за причастность в хищении нефти, присвоение вверенных ему $2,4 миллиарда, принадлежавших компании, и отмывание похищенных $810 миллионов империи Ходорковского. В 2006 году объявили в международный розыск и арестовали заочно. Следователям было известно, что он в США, но выцарапать его оттуда не удалось. В марте 2013 года его обвинили еще и в хищении акций “Енисейнефтегаз”, дочерняя компания которого имела лицензию а разработку Ванкорского нефтяного месторождения. Он получил гражданство США после того, как создал Комитет российской экономической свободы (CREF). В попечительском совете ИСР числится директор PR- и GR (продвижение интересов в органах государственной власти)-агентства APCO Worldwide Марджери Краус. Она сотрудничала с Михаилом Ходорковским, когда тот усиленно наводил мосты с американцами, пытаясь выправить свой имидж на Западе, еще до тюрьмы. Во многом благодаря ей, на Западе изменили мнение о Ходорковском. Получается, что исследования о светлом будущем России ведутся из Нью-Йорка, президент организации Павел Ходорковский вообще не хочет возвращаться на свою историческую родину. Зачем тогда нужен этот институт? Для кого они хотят построить демократию в России Павел как-то сказал, что никого учить жить не собираются, а стараются только поддержать демократию (видимо американского образца) в России. Он отметил, что денег у организации мало, поэтому они используют их точечно. “Благородная” деятельность института проводиться на деньги пожертвований, которые не облагаются налогом властями США. Вот и ответ на вопрос “кому”.

Image caption Павел Ходорковский не видел отца 10 лет

Сын осужденного в России олигарха Павел Ходорковский в интервью Би-би-си заявил, что за последний год он стал сильнее верить в то, что его отец выйдет на свободу по окончании срока в августе 2014 года.

Михаил Ходорковский был арестован в октябре 2003 года.

В 2010 году ему был вынесен второй приговор за преступления, связанные с деятельностью некогда крупнейшей в России нефтяной компании ЮКОС.

Ряд последующих судебных инстанций смягчили исходный приговор к 13 годам тюрьмы, благодаря чему теперь срок Ходорковского должен истечь в августе будущего года.

Михаил Ходорковский никогда не признавал вину, называя все выдвинутые против него обвинения "политически и коррупционно мотивированными".

Если выйдет Лебедев

Ведущий программы Би-би-си Hardtalk ("Жесткий разговор") Стивен Сакур напомнил Павлу Ходорковскому, что еще год назад тот говорил, что его отец под тем или иным предлогом останется в тюрьме до тех пор, пока Владимир Путин сохраняет контроль над рычагами власти в России.

Два года назад только мой отец представлял заметную политическую угрозу, или во всяком случае, так его воспринимала российская власть. После протестов 2011 года […] ожило все поле политического протеста Павел Ходорковский

Ходорковский ответил, что за истекший год он обрел оптимизм. "В России многое изменилось, - сказал он, - во внутренней политике много чего происходит, и власть обеспокоена совсем другим. Поэтому я думаю, что настало подходящее время", - по-английски отметил Павел Ходорковский.

Он сказал, что будет наблюдать за тем, что произойдет в мае следующего года с Платоном Лебедевым, деловым партнером Ходорковского, арестованным на несколько месяцев раньше и осужденным по тем же обвинениям.

"Если он окажется на свободе, то и мой отец тоже", - сказал Павел Ходорковский.

Больше, чем его отец, сказал Ходорковский, российские власти беспокоит подъем протестного движения.

Ведущий Стивен Сакур возразил, что обвинительный приговор по делу Pussy Riot и суд над Алексеем Навальным вряд ли свидетельствуют о стремлении Путина к компромиссу с оппозицией.

"Два года назад только мой отец представлял заметную политическую угрозу, или во всяком случае, так его воспринимала российская власть, - парировал Ходорковский. – После протестов 2011 года […] ожило все поле политического протеста".

Долги перед семьей

При этом сын осужденного олигарха сказал, что увидев отца, он постарается убедить его покинуть Россию и уехать в Соединенные Штаты, где живет сам.

"Я не видел его 10 лет. Он никогда не видел мою дочь. Мы должны воссоединить нашу семью. И для меня самое главное – чтобы ничто этому не помешало", - подчеркнул Павел Ходорковский.

Отвечая на вопрос, поддастся ли Михаил Ходорковский на уговоры, Павел сказал, что отец признавал, что у него немало долгов перед своей семьей. Заниматься бизнесом, по его словам, он точно больше не намерен.

Павел Ходорковский сообщил, что в последней колонии в Карелии его отец имеет возможность звонить родственникам по 15 минут каждую субботу. Раньше, по его словам, они с отцом могли лишь писать друг другу письма.

Эти еженедельные телефонные разговоры, по словам Ходорковского, предусмотрены для всех российских осужденных, и это отражает статус его отца и мест заключения, в которых он находится в последние годы.

Только "красная зона"

Павел Ходорковский косвенно указал на злоупотребления, в которых участница группы Pussy Riot Надежда Толоконникова обвиняла администрацию мордовского лагеря.

"Многие люди слышали страшные истории из российских исправительных колоний, особенно в последние пару месяцев. Но мой отец всегда находился в так называемой красной зоне", - сказал Ходорковский.

"Есть черные зоны, которые контролируются криминальными авторитетами, и есть красные зоны, которые жестко контролируются официальной администрацией," - продолжил он.

"Российское правительство всегда тщательно следило за тем, чтобы его помещали в красные зоны и чтобы условия у него досконально соответствовали уголовно-исполнительному кодексу", - отметил сын бывшего главы компании ЮКОС.

В пятницу, 25 октября, исполняется 10 лет со дня ареста по обвинению в хищениях и неуплате налогов Михаила Ходорковского. Его сын Павел Ходорковский, живущий в США, в интервью Радио Свобода говорит, что бывший глава концерна ЮКОС старается не обращать внимания на тяготы жизни в колонии и не говорить об этом с близкими людьми, надеется выйти на свободу в августе 2014 года и заняться, видимо, общественной деятельностью:

– Моего отца должны освободить в августе 2014 года. В соответствии с последним решением Верховного суда России, слушание было 6 августа, срок снизили еще на два месяца. Поэтому вместо 25 октября теперь его должны освободить 25 августа 2014 года. Платона Лебедева, соответственно, 2 мая 2014 года.

– Какие у вас, у членов вашей семьи, ощущения, сбудется ли это в срок?

Я прекрасно помню, как мы ждали 2011 года

– Такая вероятность, конечно, всегда существует. Я прекрасно помню, как мы ждали 2011 года. Как вы знаете, моего отца сначала, по первому приговору, должны были освободить в 2011 году. Мы очень ждали этого момента, и когда в 2007-м появились новые обвинения, а в 2009-м начался второй процесс, конечно же, это было большим ударом. Поэтому я понимаю, что в том правовом вакууме, который сегодня существует в России, все возможно. Но, с другой стороны, я очень оптимистичен, и я надеюсь на то, что мы встретимся с отцом в августе 2014 года. Многое поменялось за последние несколько лет. Перед правительством России сейчас стоят новые задачи. Нас ждет Олимпиада в феврале 2014 года, это позитивный имидж, который правительство России так хочет показать всему миру. И я думаю, что сейчас все усилия сконцентрированы на том, чтобы сделать это мероприятие наиболее успешным. Конечно, мы знаем, что с Олимпиадой связано много коррупционных скандалов, но всем известно, что Путин в последние несколько месяцев взял этот проект непосредственно под свой контроль, чтобы все успели сделать до февраля следующего года. Поэтому я надеюсь, что никакие новые обвинения моему отцу не будут предъявлены.

– Поддерживаете ли вы и члены вашей семьи контакты с отцом? Если да, то как?

– Никаких особых преференций для моего отца не существует, поэтому это стандартное расписание свиданий. Краткосрочные свидания – 3 часа, по телефону, через стекло, каждый месяц. И четыре долгосрочных личных свидания в год – почти по три дня. Переписываемся, иногда созваниваемся по телефону. У моего отца нет доступа к компьютеру. Единственная электроника, которая существует в колонии, это телевизор, который стоит в бараке, но этот барак больше чем на 100 человек. Мы передаем письма, и адвокаты, которые находятся в Карелии, уже там опускают их в почтовый ящик, чтобы они быстрее доходили.

– Какое настроение сейчас у Михаила Борисовича?

– Довольно оптимистичное. Мы разговаривали с ним в прошлые выходные. Каждую субботу у него есть буквально 15 минут, чтобы позвонить по телефону своим родным. Он предпочитает не говорить о том, что происходит с ним в тюрьме, какие там условия, старается всего этого не замечать, и также он старается не думать о том, что будет в августе следующего года. Я перестал уже спрашивать его об этом, потому что я понимаю, что для человека постоянно теребить себя планами, надеждами, зная, что все может поменяться, очень тяжело.

– Но ваше ощущение, какие у него планы?

Мы не говорим с ним о политике

– Мое ощущение, прежде всего, – что он очень сильно скучает по своей семье. Потому что фактически мы же с ним не говорим о том, что происходит в стране, мы не говорим с ним о политике. Я рассказываю ему о том, как мы с моей дочкой ездили собирать яблоки на позапрошлых выходных, например, это ему интересно, он больше всего хочет об этом услышать. Исходя из этого, я понимаю, что это то, что ему больше всего на сегодняшний день хочется – возврата к обычной жизни.

– Но после этого десятилетия он делится с вами какими-то планами на следующее десятилетие?

– Как я ранее говорил, мой отец надеется, прежде всего, вернуть все долги своей семье, которые, как он считает, накопились за последние 10 лет. После этого, конечно же, он не собирается уходить на пенсию, так сказать. То, что мне известно: он не будет возвращаться в бизнес. Эта часть жизни для него пройдена, он добился в ней определенного успеха, и он не собирается возвращаться обратно в нефтяной бизнес или заниматься каким-либо иным бизнесом.

– Тогда политика и общественная деятельность?

– Мой отец не видит себя политиком, потому что за последние несколько лет появилось много оппозиционных политиков, которые действительно начали активно занимать ту политическую нишу, которая пустовала предыдущие несколько лет, с 2003 года, даже, пожалуй, до этого. Мой отец видит, что на сегодняшний день, до сих пор, не хватает неких базовых строительных блоков демократии, функционирующей демократии. Это функционирующие институты, это гражданское общество, это независимая правовая система, которая исполняет законы, которые были прописаны. И эти законы, как мы знаем, на сегодняшний день очень часто существуют, но очень плохо исполняются. Поэтому очень много работы, которую начала в свое время выполнять организация "Открытая Россия", которую основал мой отец незадолго до своего ареста, эта работа до сих пор требует выполнения. Общественная деятельность – это то, чем он планирует заниматься, как я знаю из наших с ним разговоров...

И мы здесь, в Институте современной России, который находится в США, занимаемся весьма похожими вещами. Мы занимаемся продвижением демократических ценностей и установлением диалога между США и Россией, конструктивного диалога, основанного, прежде всего, на принципах уважения прав человека.

Из серии видеопоздравлений Михаилу Ходорковскому в честь его 50-летия (июнь 2013 года). Продюсер Вера Кричевская.

НЬЮ-ЙОРК - Михаил Ходорковский не намерен обращаться к Владимиру Путину с прошением о помиловании. Об этом сказал в интервью Русской службе «Голоса Америки» сын опального олигарха Павел Ходорковский, комментируя недавнее заявление президента России о готовности рассмотреть такое прошение, если оно будет получено, «благожелательно, без кровожадных настроений».

«Я не думаю, что даже если мой отец попросит о помиловании – а он уже давно не рассматривает этот вариант – это прошение будет удовлетворено, – добавил Павел Ходорковский. – Я думаю, что это просто попытка додавить оппонента, и я уверен, что она не увенчается успехом».

Павел Ходорковский, основавший в Нью-Йорке Институт современной России, дал интервью «Голосу Америки» после своего выступления в Нью-Йоркском университете. Это выступление стало началом запланированной серии публичных дискуссий с его участием в американских вузах, включая Университет Мичигана, Университет Джорджа Вашингтона в американской столице, Университет Джона Хопкинса, Принстонский, Стэндфордский и другие университеты.

«С момента вынесения (второго – М. Г.) приговора моему отцу прошло уже почти 2 года, – объяснил Павел Ходорковский. – Никаких новостных поводов в связи с этим делом сегодня нет. Я очень боюсь, что о моем отце забудут. Моя задача – сделать так, чтобы о моем отце не забыли. Благодаря тому, что я живу в США, у меня есть доступ к колледжам, университетам и другим организациям, которые интересуется Россией и международной политикой США».

В разгар предвыборной кампании в США Павел Ходорковский не скрывает, что в контексте американо-российских отношений поддерживает подход кандидата от Республиканской партии Митта Ромни. «Я считаю, что так называемая «двухколейная политика» (dual track policy), проводимая нынешней администрацией США в отношении России, не работает, – пояснил он. – Это хороший принцип, на котором можно основывать отношения с некоторыми недемократическими режимами, но в случае с Россией это не работает. Эта политика российским правительством воспринимается как слабость».

«Пока совершенно не видно какого-либо позитивного влияния этой политики на ситуацию с правами человека в России, – добавил Павел Ходорковский. – Позитивное влияние на дипломатические отношения между двумя странами есть, а влияния на социальную сферу в России – никакого».

Собеседник «Голоса Америки» особо выделил роль сенатора Джона Маккейна, который поддерживает «законопроект Магнитского» и в то же время «понимает, что Россия необходима Западу, как равноценный партнер». «Как вы знаете, «законопроект Магнитского» поддерживает и очень много представителей Демократической партии США, но, к сожалению, люди, которые сейчас сидят в администрации президента США, занимают совершенно иную позицию. Они заточены на политику «перезагрузки» и получения максимального результата по конкретным дипломатическим проблемам, которые стоят перед США, и ни на что больше».

Личный конфликт государственного значения

В своем выступлении на юридическом факультете Нью-йоркского университета Павел Ходорковский заявил, что его отец поплатился за то, что отказался принять предложенный Владимиром Путиным «социальный контракт» – «стабильность в обмен на эрозию гражданских прав». В частности, Михаил Ходорковский отказался выполнить требование Путина о прекращении финансирования оппозиции, включая Коммунистическую партию.

По мнению Павла Ходорковского, «показательный процесс» над его отцом создал в России важные юридические прецеденты, позволившие бюрократам и государственным чиновникам в дальнейшем осуществлять «рейдерские захваты» частных компаний. «Дело Ходорковского», считает сын самого известного узника России, также положило начало свертыванию гражданских прав и свобод и привело к таким событиям, как гибель юриста фонда Hermitage Сергея Магнитского.

Отметив далеко идущие последствия дела своего отца, Павел Ходорковский остановился также на личном аспекте конфликта между ним и Путиным. Заявление российского президента о готовности рассмотреть прошение о помиловании он назвал «очередной попыткой Путина победить в продолжающемся его личном конфликте с моим отцом, склонив своего оппонента к некоей видимой слабости».

Последнее заявление Путина о прошении о помиловании в деле моего отца – это очередная попытка сложить с себя ответственность перед лицом уже сформированного обществом запроса на перемены. Для того, что бы отпустить моего отца на свободу и частично выполнить требование протестующих об освобождении политзаключенных, не нужно прошения о помиловании

Павел Ходорковский

«Последнее заявление Путина о прошении о помиловании в деле моего отца – это очередная попытка сложить с себя ответственность перед лицом уже сформированного обществом запроса на перемены, – заявил Павел Ходорковский. – Для того, что бы отпустить моего отца на свободу и частично выполнить требование протестующих об освобождении политзаключенных, не нужно прошения о помиловании».

Отвечая на вопрос «Голоса Америки» о конфликте между двумя сильными волевыми людьми, каждый из которых не хочет «потерять лицо» в контексте государственной политики, Павел Ходорковский отметил, что «государственный чиновник не может потерять лицо, если он действует в соответствии с законом». «Мой отец может бояться потерять лицо, если он будет рассматривать вариант с прошением о помиловании – хотя я уверен, что это уже пройденный этап и этого не произойдет – потому что он частное лицо, – сказал сын Михаила Ходорковского. – Для высшего чиновника, представителя государства боязнь потерять лицо не может быть одним из факторов принятия рационального решения».

По мнению Павла Ходорковского, существует «банальная» связь между «конфликтом двух мужчин» и конфликтом между государством и обществом. «В деле моего отца личностный конфликт заключается в осознании того, что его освобождение может привести к политической гибели Путина, – заявил он. – Иными словами, это может стать стимулом для оппозиционного движения и вылиться в некий неконтролируемый протест. На сегодняшний день правительство пытается контролировать протест, и я бы сказал, что в некотором смысле они добиваются успеха. Тот факт, что за принятием ряда ужесточающих законов не последовало более сильной реакции общества, свидетельствует о том, что у системы еще есть определенный запас прочности».

«Конфликт между обществом и государством состоит в том, что общество понимает, что государство стоит на пути развития страны, а государство понимает, что способов выйти из этой ситуации, как вы говорите, «сохранив лицо», фактически нет, – заявил Павел Ходорковский корреспонденту «Голоса Америки», пояснив, что в основе этого конфликта лежит коррупция, уровень которой в российской экономике достигает 80-ти процентов. – Чиновники, представляющие государство, не могут пойти на какой-либо договор или согласиться на переходный период, потому что все их личные интересы завязаны именно на сохранение власти. Путин думает, что освобождение одного человека означает падение с Олимпа другого, и поэтому уступки обществу и осуществление тех реформ, на которые уже сформирован общественный запрос, означают гибель этого государства».

«Кремлевский узник»

В своем выступлении Павел Ходорковский заявил даже, что Путин не может уйти, потому что «является кремлевским узником, также как мой отец является заключенным сегежской колонии». По его словам, окружение Путина опасается, что Михаил Ходорковский, оказавшись на свободе, «заново попытается отыграть в арбитражных судах дела, открытые в рамках атаки на ЮКОС, и попытаться вернуть компанию». «Однако, на сегодняшний день это практически невозможно, – продолжил сын опального олигарха. – А во-вторых, мой отец уже давно передал принадлежавшие ему акции компании ЮКОС другим партнерам, и они сейчас занимаются получением компенсации от российского правительства в совершенно других судах, за пределами России. Поэтому этот страх не обоснован».

Сын заключенного уверен, что Путин по-прежнему опасается его отца, которого не удалось сломить длительным тюремным сроком, еще и потому, что, оказавшись на свободе, тот может объединить и возглавить разобщенную российскую оппозицию. По словам Павла Ходорковского, таких планов у его отца на сегодня нет, однако «определенные действия моральных лидеров общества» часто приводят к «непредвиденным для них самих последствиям». «Вацлав Гавел не верил, что он станет президентом (Чешской республики – М. Г.), и у него не было таких планов, – напомнил Павел Ходорковский. – Но история повернулась иначе. Точно также, сейчас мой отец не верит в то, что он когда-либо может стать политическим лидером. Исходя из этих соображений он видит свою эффективность и способность позитивно повлиять на развитие своей страны через тот же род деятельности, которой занимался основанный им фонд «Открытая Россия». Но, опять же, история может повернуться совершенно по-другому, и знание этой истории подпитывает страх Путина».

В то же время, по мнению Павла Ходорковского, в Кремле существую два лагеря – «силовики» во главе с Сергеем Ивановым и Игорем Сечиным, предположительно сыгравшим ключевую роль в «деле ЮКОСа», и «либералы», сгруппировавшиеся вокруг Дмитрия Медведева, Игоря Шувалова и Аркадия Дворковича. И если «силовики» заточены на «старую экономическую модель», основанную на добыче и экспорте нефти и полезных ископаемых, то деловые интересы «либералов» связаны с инновационной моделью экономики, доступом к международным рынкам, привлечением западных инвестиций и установлением верховенства закона. Сын Михаила Ходорковского считает, что лагерь «либералов» «объективно» заинтересован в освобождение его отца.

Ходорковский «перерос имидж олигарха»

Во время завязавшейся после выступления Павла Ходорковского дискуссии профессор юриспруденции Нью-Йоркского университета Стивен Холмс назвал «сомнительной с моральной точки зрения» проведенную при Борисе Ельцине приватизацию и отметил, что первоначально Владимиру Путину была отведена роль защитника ее итогов и российского олигархического капитализма. Вопреки распространенному на Западе мнению, профессор Холмс считает, что «при Ельцине было не так уж много демократии», а «свободная пресса» на самом деле была не столько свободной, сколько являлась инструментом борьбы между различными олигархическими кланами. При этом, отметил он, «никому не подчиняющаяся элита в большинстве своем, действительно, сохранилась» при Путине.

Павел Ходорковский признал, что «то, что у нас было в 1990-е годы, не было демократией, но это была хорошая отправная точка на пути к ней». «То, что у нас есть сегодня – не авторитаризм, но хорошая отправная точка на пути к нему», – добавил он.

Сын Михаила Ходорковского также признал, многие россияне ненавидели и продолжают ненавидеть «олигархов». Но при этом, даже несмотря на то, что протестное движение в России в последние месяцы существенно «полевело», Павел Ходорковский связывает возможность освобождения своего отца именно с ростом этого движения.

«Я считаю, что мой отец уже и морально, и фактически перерос тот имидж олигарха, который у него был на момент его ареста в 2003 году, – сказал он. – Результаты опросов показывают, что большинство населения в России уже не рассматривает его, как олигарха, которого справедливо посадили за то, что он обокрал российское государство. Более 63% считают, что он был осужден незаконно и его нужно немедленно освободить без всяких прошений о помиловании... Лишь около 14-15% считают, что он получил заслуженный срок, и с нашим правосудием все в порядке».

По словам Павла Ходорковского, «Путин в определенной мере прав», когда говорит, что не знает, с кем из представителей оппозиции он мог бы сесть за стол переговоров. «Ни одна из фигур, задействованных в политической жизни сегодня, не представляет на сто процентов оппозиционно настроенную часть общества, – признал он. – С другой стороны, невозможно рассчитывать на появление лидера в стране, в которой 12 лет фактически действовал запрет на политическую деятельность».

Павел Ходорковский связывает определенные надежды с выборами в Координационный совет оппозиции, в организации которых в США принимает участие возглавляемый им Институт современной России. «Я не уверен, что это будет на сто процентов позитивный опыт, – сказал он, – но я уверен, что этот опыт необходим для формирования системы справедливых альтернативных выборов».

Сын экс-главы ЮКОСа Павел Ходорковский в интервью Радио Свобода рассказал о том, как менялось отношение к его отцу за прошедшие годы.

Успешный молодой менеджер, обучавшийся в швейцарской частной школе и американском колледже. Директор интернет-проектов медиа-компании. Президент фонда "Институт современной России", занимающегося проблемами демократии на родине... В свои 27 лет Павел Ходорковский, вынужденный остаться на Западе из-за ареста отца, Михаила Ходорковского , успел многое. Почему он решил заняться политической деятельностью? как эволюционировали его взгляды? насколько большую роль в этом процессе сыграло "дело ЮКОСа"? Обо всем этом Павел Ходорковский рассказал корреспонденту Радио Свобода.

– Осень 2003 года. Вы приезжаете в Штаты и Швейцарию, после окончания средней школы поступаете в бостонский колледж. Заканчиваете его – по технической специальности, не по гуманитарной – и переключаетесь на политику. В вас интерес к политике присутствовал всегда? Или он пробудился под влиянием печальных внешних обстоятельств?

– Знаете, у меня интереса к политике никогда не было. Очень часто сейчас говорят: политика – это грязное дело, лучше в этом не участвовать. Я просто начал осознавать, что необходимы конкретные действия – вне зависимости от того, участвуешь ты в политической жизни или не участвуешь, – чтобы как-то подтолкнуть российское общество на путь нормального демократического развития. Поэтому отсюда мы с моими коллегами создали Институт современной России, в котором я сейчас работаю.

– Когда вы начали заниматься политической деятельностью?

– Грубо говоря, в 2009 году.

– То есть, когда вы учились в колледже, политика была где-то далеко?

– Я закончил колледж по специализации "менеджер информационных систем", и первые четыре года после окончания я работал четко по специальности. По приезде в Бостон – после того, как я проучился четыре года в Швейцарии – у меня была некая смесь юношеского максимализма с реальным патриотизмом по отношению к России. Я очень хотел вернуться как можно скорее. И даже несмотря на то, что отец был арестован, я думал, что все очень быстро закончится, я смогу приехать домой, чтобы там дальше жить и работать. Старался колледж закончить за три года, а не за четыре. Закончил за четыре, потому что в какой-то момент мне пришлось отложить курс на самый последний семестр, чтобы меня не выпустили заранее – на тот момент была совершенно непонятная ситуация с моим эмиграционным статусом, у меня была студенческая виза. Так вот, с 2003 года получив возможность взаимодействовать на бытовом уровне с американской демократией – я имею в виду госслужащих, полицейских, эмиграционную службу, процесс получения бумажек, которого так всегда боятся в России, – могу сказать: здесь он, конечно, не идеален, но намного более упорядочен и дружелюбен. Это заставило меня задуматься о том, насколько важно перенимать опыт других стран – особенно, если у тебя есть возможность пожить в этом обществе. Поэтому, когда в 2009 году мы начали заниматься общественной деятельностью, это было скорее продолжение изменившихся взглядов на демократию и разницу между демократическими системами России и США, нежели какое-то новое начинание.

– Оказывал ли отец какое-то влияние на формирование ваших политических взглядов?

– Косвенно, конечно, да. Напрямую - никогда. Отец всегда говорил мне, что моя судьба – это моя судьба, я должен принимать решения сам. И всегда отец настаивал на том, чтобы я не ставил желание помочь ему выше своей семьи и выше своих карьерных интересов. Трудно выполнить это пожелание.

– В Америке много спорят о том, где законодательно устанавливать границу влияния денег на избирательный процесс. Вы думали на эту тему?

– У меня была возможность поработать на практике два месяца в пиар-компании в Вашингтоне. Я увидел, как это процесс работает изнутри. Это очень интересный опыт: есть возможность сравнить то, как об этом говорят в России, и то, как это работает в США. Этот процесс упорядочен, здесь нет никаких особо подводных камней. Естественно, все сводится непосредственно к личным знакомствам, количеству времени, которое ты знаешь человека. Но это в очень малой степени связано с количеством денег. Непосредственное лоббирование и его стоимость мало влияет на результат.

– А в России деньги и власть, как известно, очень переплетены. Большие деньги нельзя сделать без санкции власти, а пребывание во власти считается наилучшим способом обогащения.

– Это основной тормоз на пути развития страны. Связь должностной позиции во власти и количеством денег, которые она может принести, является тормозом той функции, которую данный чиновник должен выполнять. Он становится заинтересованным в личном продвижении по службе, а не в выполнения своих функций более эффективно.

– Ваш отец преуспел при Горбачеве, разбогател при Ельцине и не уехал из путинской России, хотя мог уехать. Из заявления, которое вы сами делали, следует, что он сознательно предпочел тюрьму эмиграции.

– Это правда.

– У вас остались какие-то детские воспоминания о жизни при советской власти? И ключевой вопрос: смогли бы вы жить в современной России, если бы ваша фамилия не была Ходорковский?

– Я родился в 85 году. Самое яркое воспоминание: мы жили на проспекте Мира, когда в августе 91-го шла бронетехника. Я смотрел на колонну из окна своего дома, воспринимал этот ужас. Никто не знал, что будет дальше… Смог бы я жить в России? Бизнес у меня здесь – я являюсь основателем компании, которая производит электрические счетчики. Заниматься тем же самым в России, если бы моя фамилия не была Ходорковский, я вряд ли бы смог. Потому что основная проблема, как я ее вижу – это отсутствие инфраструктуры. Мы заказываем детали для наших аппаратов из более чем пяти штатов США, в нескольких странах за границей. Организовать этот логистический процесс я могу, сидя в офисе в Нью-Йорке. Я не могу даже представить, как я это смог бы делать в России. Нет нормальной почтовой доставки, огромные проблемы с таможней, нет установленного процесса посредничества с заграничными партнерами. Периодически на меня напрямую выходят люди из России, которые хотят либо что-то продавать, либо предоставлять услуги моей компании в России.

– Смог бы ваш отец состояться в Америке? Или другие русские олигархи, исходя из того, что вы о них знаете? И наоборот, крупные американские бизнесмены и политики, с которыми вы общаетесь здесь – могли бы они состояться в России?

– Тут асимметричная ситуация. Я думаю, что олигархи, как их принято называть, несомненно, состоялись бы как успешные бизнесмены в США. Все-таки ключевая причина их успеха – это менеджерский талант, деловые способности, применимые вне зависимости от того, в какой экономике ты функционируешь. Но конечно, мы бы не говорили о таких крупных компаниях и таком сногсшибательном бизнес-успехе, как в России в начале 90-х: были некие возможности, которых больше не было на тот момент нигде в мире. Я считаю, что возможность функционирования русских бизнесменов за границей почему-то намного лучше, чем возможность функционирования иностранных бизнесменов у нас в России. Думаю, что это связано прежде всего с ожиданием хорошо работающей, отлаженной системы. Американские бизнесмены, начиная бизнес в России, рассчитывают – и абсолютно правильно делают – на какие-то фундаментальные основы, которые должны быть. И когда они вдруг понимают, что этого нет, есть ощущение выбитой из-под ног почвы. Это очень печально, но у российского бизнесмена, грубо говоря, есть преимущества, потому что он не рассчитывает на существующий порядок.

– Наверняка вы сталкивались в Америке с разными мнениями о своем отце. Удалось ли вам убедить какие-то организации или влиятельных лиц пересмотреть свою оценку Михаила Ходорковского в лучшую сторону?

– В 2003 году общественное мнение и мнение конкретных людей, с которыми мой отец общался по бизнес-вопросам, категорически отличалось от того, что мы имеем сейчас. Если мы рассматриваем отношение бизнес-сообщества к моему отцу, на тот момент это было скорее осознание того, что грамотный менеджер совершил ошибку. Зная, как играть по правилам России 2003 года, он – об этом сейчас часто говорят – вдруг перешагнул границы дозволенного. За восемь с половиной лет люди начали понимать, что это не была граница дозволенного. То, что "Эмнести Интернэшнл" признала его политическим заключенным, сыграло огромную роль.

– С "Эмнести Интернэшнл" была запутанная история. Там долгое время отказывались признавать отца политическим узником. Потом организация внезапно, резко поменяла свою позицию после второго приговора .

– "Эмнести Интернэшнл" – огромная организация. Они выработали структурированную систему оценки дел. В эту систему оценки первый процесс не вписывался. Наличие обвинений в уклонении от уплаты налогов по их внутренней системе координат не позволяло им признавать политическим заключенным. Второй же приговор вписался в их определение политического заключенного.

– А Европейский суд по правам человека?

– ЕСПЧ проявляет довольно прагматичный подход, и я не могу сказать, что эту организацию можно рассматривать как единое целое. Потому что на тот момент – говорю о первой жалобе отца на условия содержания в 2003-2004 году – около 20 или 30% рассматриваемых дел было из России. Для граждан Российской Федерации Европейский суд по правам человека является последней инстанцией, внешней частью системы правосудия в России; для них это последняя надежда. И я думаю, что в случае с жалобой отца было принято осознанное решение слегка пожертвовать интересами одного человека ради блага многих. Несомненно, это был осознанный компромисс – я бы не назвал его политическим, скорее это моральный компромисс.

– Как вы думаете, в чем была политическая составляющая конфликта вашего отца с властью?

– Об этом часто говорят, я не открою здесь ничего нового: несомненно это было финансирование ЮКОСом оппозиционных партий. И я говорю именно "ЮКОСом", а не "моим отцом" – одной из ключевых проблем в представлении Путина было финансирование коммунистической партии одним из менеджеров ЮКОСа. И Владимир Владимирович Путин пытался на одной из встреч с моим отцом просить его прекратить финансирование коммунистической партии. На что мой отец ответил, что это невозможно: не он лично осуществляет финансирование, а один из менеджеров, который входит в структуру ЮКОСа. Парадигма неподчинения, я думаю, не была до конца понятна - это усугубило существующий конфликт.

– Почему режим пошел на то, чтобы обвинить Михаила Борисовича в экономических преступлениях, а не вменить ему какую-то политическую статью?

– На тот момент, я думаю, не было четко сформулированного плана на 8 лет. Была конкретная цель отобрать компанию и приглушить политического оппонента. Косвенно это подтверждается совершено абсурдными обвинениями, которые были предъявлены в 2007 году – направленными на то, чтобы поддержать статус-кво, чтобы отец не вышел по УДО.

– Вам хватает свободы, которая у вас есть в Америке? Или все-таки хочется в Россию?

– Конечно, хочется в Россию. Я очень надеюсь, что мы сможем обрести такой же уровень свободы.

Русская служба РСЕ\РС